ок. Пажеский корпус; Соловки, Березов, расстрел

——— Сергей Малкин ———

Вадбольский князь Авенир Авенирович, р. 1898 в Санкт-Петербурге.

Пажеский корпус 1917.

Подпоручик л.-гв. Егерского полка. Остался в СССР.

В мар. 1924 арестован в Москве, сидел в Бутырской тюрьме, приговорен к 3 годам концлагеря (СЛОН),

с 1927 в ссылке в Березове,

затем в Томске, где 23 июля 1930 арестован.

Расстрелян 18 нояб. 1930 в Москве. /83-1; 575; 773/

https://ru.openlist.wiki/Вадбольский_...

Дезин Алексей Алексеевич

"Двойная тетрадь".

Глава X. Князь Вадбольский.

"Но сегодня – об Авенире Авенировиче. Я давно собираюсь, в меру своих сил, почтить Его память. Хотя бы на этих страничках. Представляется, что это – мой долг. Надеюсь объяснить почему. Авенир Авенирович был поэт. Не знаю, было ли когда-нибудь или где-нибудь напечатано хоть одно из его творений. Но в папке со стихами Гумилева, Цветаевой, Бальмонта, переписанными Папой, папке, хранившейся в среднем ящике письменного стола вплоть до рокового 23-го сентября 1936 года, лежали и несколько двойных листов пожелтевшей бумаги, исписанной мельчайшим неразборчивым почерком. Это были стихи Авенира Авенировича. Он принес их незадолго до нашего отъезда из Тобольска. Принес со словами: «Быть может, вам удастся их сохранить…». Папе в это время заменили ссылку на «минус шесть» и он переезжал в Новосибирск. А мы с Мамой возвращались в Москву. Не знаю, в какой мере князь предугадал свою судьбу. Не помню, при каких обстоятельствах стало известным, что Авенир Авенирович вскоре снова был арестован, а затем расстрелян. Помню его рассказ о поэме, которую он писал по пути в Тобольск из Соловков. Объяснял, как трудно было все держать в голове: не было ни бумаги, ни карандаша. Помню, как однажды мы с Папой шли к нему в гости по тобольским деревянным тротуарам, в домик на окраине, где он снимал комнату. Там читали мне «Песнь о вещем Олеге» – отдельное издание с красочными иллюстрациями. Помню, наконец, как уже в Москве грустно сидел с Мамой в большой комнате, тесной от избытка старой разрозненной мебели, в обществе двух старушек – родственниц Авенира Авенировича. Мама считала своим долгом их навестить. Годам к двенадцати папку со стихами я очень полюбил. Большинство из выученных стихов Гумилева помню с той поры. Перебирая листки, натыкался на стихи Авенира Авенировича. Прочесть их было невозможно. По крайней мере – для меня. Исключение составило одно стихотворение, переписанное привычным Папиным почерком. Называлось: «Жизнь». Могу воспроизвести, к сожалению, лишь несколько строф. Не знаю даже порядка их следования. Но среди приводимых ниже первая была первой, а последняя – последней.

Жизнь это чудное мгновенье,

Невольный, длительный обман,

Веков и суток повторенье

В мельканье красок лиц и стран.

… … …

Жизнь – это жребий Агасфера,

Где нет конца его следам.

Жизнь – это злобная химера

На венценосный Нотр-Дам.

Жизнь – это будничные мины

На площадях и чердаке.

Жизнь – это грубые морщины

На пожелтевшем старике.

Жизнь – это спутанные числа,

Которым в сумме нет числа,

Жизнь – это мира коромысло

От полных чаш добра и зла.

Жизнь – это весен звон янтарный

В черезполосицах зимы.

Жизнь – это ларец антикварный,

Жизнь – это мы! Жизнь – это мы!

Стуча в калитку у погоста,

Глядя в завешенную мглу,

О, Вечный Сфинкс, где все так просто,

Тебе я шлю свою хвалу!

Вот и все, Авенир Авенирович, что удалось сохранить из Ваших стихов… Меня долго смущало имя: Авенир. Думал, что нет такого в святцах. Очень обрадовался, встретив житие: «Старца Варлаама, царевича Иосафа и отца его Авенира».

Успокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, убиенного Авенира, и сотвори ему вечную память!

А рукописи не горят…"