——— Ирина Михайловна Яковлева ———

Фотография супругов:

http://shot.qip.ru/00oyR5-6QfqeIOgd/

Софья Николаевна Зуева, в замужестве Богданова (1894-1952)

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЕЁ ВНУЧКИ: - Хабаровск. Просторный дом много книг. Столовая с мебелью из карельской берёзы...

Муж её - Михаил Михайлович Богданов (ум в 1925 г.) Архангельск, Лондон... бабушка шила, вязала.

У Софьи Николаевны было двое детей - Александр Михайлович (1918-1941) и Любовь Михайловна (1915-????) и внучка - Любовь Владимировна Серова (ур.Богданова) р. 18.06.1937

__________________________________________

Софья Николаевна - моя бабушка, у неё было двое детей: сын Александр Михайлович (он пропал без вести в первые годы войны) и моя мама - Любовь Михайловна Богданова. Моего отца не стало до моего появления на свет, и заботу о нас с мамой с самого начала взял брат бабушки Владимир Николаевич Зуев - удивительной души человек, которого я всегда, не задумываясь, считала папой. Когда он меня официально усыновил, мне предлагали изменить фамилию, но к тому времени я уже привыкла к своей и менять не стала. Так что я официально дважды Зуева - и по маме (через бабушку), и по папе. Он очень любил нас с мамой, а потом - моих детей, и они его обожали. Он профессионально фотографировал, и есть целый альбом фотографий - моих и маминых - сделанных им в первые месяцы моей жизни. Из письма Серовой Л.В. от 08.08.2012

_____________________________________________

СОФЬЯ НИКОЛАЕВНА БОГДАНОВА

У суровых или вечно унылых родителей редко вырастают весёлые дети. И тут дело вовсе не в наследственности, а в атмосфере любви и доброжелательности или досады и злобы. Например, М.Е. Салтыков-Щедрин, выросший во внешне благополучной, обеспеченной дворянской семье, на всю жизнь сохранил воспоминание о том, как его секут: «… секут как следует, розгою, а немка, гувернантка старших моих братьев и сестёр, заступается за меня, закрывает ладонью от ударов и говорит, что я слишком мал для этого». Именно с этого момента начинается его память! И это неслучайно.

Профессор Е.А. Аркин, автор книги «Дошкольное воспитание», выдержавшей множество изданий в первой половине прошлого века, говорит о том, что для развития ребёнка нужна атмосфера спокойной радости. Он пишет: «Необходимо устранить с пути человеческого развития всё, что укорачивает детство. Без достаточного количества света и тепла растение вянет и не даёт цветов, так и жизнь человеческая не может … со всей полнотой развернуться без достаточно продолжительного детства». В самых тяжелых условиях можно найти островки радости. Ребёнку даже не так нужны материальные блага, как любовь, внимание, маленькие праздники – «что-нибудь ненужное», как говорила моя мама, то есть такое, без чего, казалось бы, спокойно можно обойтись. Знаю это по своему военному детству.

За четыре дня до начала войны мне исполнилось четыре года. Жили на даче и гостей пригласили на ближайшее воскресенье… Невыпитая бутылка шампанского так и пролежала в нижнем ящике шкафа (до сих пор помню, где она лежала!) всю войну. «До победы», - говорила бабушка, и я вместе со взрослыми была уверена, что надо немножко потерпеть, и такой день наступит.

Папа ушёл в ополчение, мы с мамой уехали в эвакуацию, а бабушка Соня осталась в Москве со своей тяжело больной мамой – прабабушкой Лизой. На жизнь бабушка зарабатывала шитьём, сдавала кровь… И при этом умудрялась присылать нам игрушки и детские книжки. Я просто физически помню, как мы с мамой лежим вечером на печке и она мне читает, и чем голоднее, тем больше читает. Из игрушек особенно памятен медведь, который оказался набитым сахарным песком – настоящее чудо по тем временам!

В школу я пошла в 44-м году, уже вернувшись из эвакуации. Все были одеты кто во что. А мне бабушка сшила настоящую форму из своего старого платья. Форма была красивая, но очень «кусачая» - тогда была такая шерсть. Эту «кусачесть» было трудно терпеть, и я расплакалась. И тогда бабушка сказала фразу, которая помогает мне всю жизнь: «У тебя всё всегда должно быть хорошо. Никто не должен знать, что тебе плохо – это неприлично». Много лет спустя я прочитала то же у Бунина: «У каждого своя печаль. Жуй солому, а форсу не теряй». Как показала жизнь (теперь уже достаточно долгая), - очень полезный принцип. Жизни без печали не бывает.

Зимой 45-го года у нас дома устроили ёлку для девочек из класса. Мы читали стихи, играли в шарады, фанты… На макушке ёлки висел ангел – единственный, оставшийся от дореволюционного времени, ещё были две стеклянные игрушки, а всё остальное мы сделали из бумаги сами. И каждый получил подарок в специально склеенном красивом пакете. Я до сих пор помню, что в подарках было по мандарину. В то время все жили бедно, мне мандарины не покупали, их купили в подарок. И я хорошо помню, что мне их не было жалко, ведь это был настоящий праздник, мой первый сознательный праздник. В этой радости, в этой игре мне показали, как хорошо бывает не только брать, но и отдавать, делиться. Доступный способ быть счастливым – чувствовать себя сильным и богатым даже в самых стеснённых условиях.

У бабушки было удивительное чувство праздника: обязательно красиво накрыть стол, даже если на нём всего ничего (в торжественных случаях к её помощи прибегали соседи по дому). В гости идти – обязательно с цветком, даже если на него надо собирать по копейкам целый месяц… С цветком мы шли к кому-нибудь из бабушкиных подруг, которых я, по малости моих тогдашних лет, называла тётями. Тётя Розалия жила на Каляевской, она много вязала и дарила мне для игры остатки шерсти. Тётя Надя жила у Петровских ворот, у неё было качающееся кресло. Тётя Ксения жила на Петровке около Столешникова, и основным «чудом» её дома для меня была роскошная белая скатерть, на которой синими нитками было вышито много-много ложек, вилок и ножей…

Я живо представила все эти дома, и вдруг вспомнила ещё один необыкновенный праздник (есть ведь и обыкновенные, положенные праздники), случившийся позже, когда я уже училась в четвёртом классе. Я решила посмотреть «Щелкунчика» в Большом театре. Никому ничего не говоря (хотелось всё сделать самой), я накопила какие-то денежки и в выходной отправилась пешком со Сретенки, где мы жили, на Театральную площадь. В кассе театра оказалось, что моих сбережений мало. Не тратя время на раздумья, я пошла к тёте Ксении, той, которая жила на Петровке, и попросила недостающие деньги. И она не отругала меня, не вызвала немедленно родителей, а дала деньги и сказала, что завидует мне, потому что я в первый раз попаду в этот замечательный театр, услышу чудесную музыку и увижу прекрасный балет… Потом я блаженствовала, сидя на 5 -м ярусе, а в антракте, долго мучаясь, всё же купила на оставшиеся копейки бутерброд с ветчиной. Часто вспоминая этот замечательный день, я только сейчас, описывая его, вдруг поняла, что деньги на бутерброд остались неслучайно: тётя Ксения специально добавила на «что-нибудь в буфете» - для полноты удовольствия. А ведь деньги тогда были такие нелёгкие. К тому же она сделала всё так тонко, что мне понадобилось больше полувека, чтобы это понять!..

У В.А. Жуковского есть статья, которая называется «Несчастие», в ней он пишет: «Можно сравнить несчастие с величественным гигантом, имеющим… светозарное лицо, а ноги свинцовые. Кто высок или кто может подняться, чтобы посмотреть ему в глаза, тот станет лицом к его лицу, тот озарится блеском этого лица, и его собственное лицо просветлеет, но тот, кто низок, или кто, приведённый в ужас блестящим образом, наклонит голову, чтобы его не видать, тот попадёт под его свинцовые ноги и будет ими затоптан в прах или раздавлен». Наверное, это про мою бабушку, её подруг и других таких же, как они, умевших «подняться» в самых тяжёлых условиях и помогавших подняться другим.

У моей бабушки, Софьи Николаевны Богдановой, было счастливое детство. Она родилась в 1894 году в Хабаровске, где тогда жили её родители. Был просторный красивый дом с садом, много детей, много книг: Пушкин, Лермонтов, Тютчев – с ранних лет свои, домашние. Когда я в детстве болела, бабушка, сидя около меня, рассказывала об этом доме, рисовала комнаты (она замечательно рисовала), и в тесноте нашей коммунальной квартиры он виделся мне почти королевским дворцом. Особенно живо представлялась столовая с мебелью из карельской берёзы, может быть потому, что из неё «был жив» один предмет – ящик для столовых приборов…

Весной 1914 года бабушка окончила математическое отделение Хабаровской женской гимназии, получив «звание домашней учительницы с правом «преподавать арифметику» (при всех перипетиях судьбы этот аттестат сохранился!), а меньше чем через год вышла замуж за подпоручика 4-го Сибирского железнодорожного батальона Михаила Михайловича Богданова.

Начавшаяся Мировая война перебросила семью с Дальнего востока в Киев, где в ноябре 1915 года родилась моя мама. Потом был Архангельск – страшные годы революции, гражданской войны, голода, неустроенности. И когда бабушка вместе с родителями покидала Архангельск, отправляясь в полную неизвестность в Лондон, она уже ждала второго ребёнка, а её муж оставался в России. Он погиб совсем молодым – «в боях с басмачами», как писали в анкетах, то есть, по-видимому, на стороне красных – один из многих тысяч случаев, когда граница между белыми и красными «разрезала» семью…

Удивительно красивая и внешне, и душой, бабушка так никогда и не устроила личную жизнь, хотя поклонников было много. Она всегда жила для других: для детей, для матери (именно она, наверное, самая «неустроенная» из пятерых детей, была с ней в последние годы), для внучки, которая не только радовала, но так часто и огорчала…

Живя в Лондоне, бабушка много работала (шила, вышивала, вязала, печатала) и умудрилась учить дочь и сына в хороших школах. В 30-е годы семья вернулась в Россию и получила всё, что «полагалось» в те годы «бывшим», да ещё вернувшимся из эмиграции… Вторую мировую войну бабушка пережила, ухаживая за больной матерью, не имея известий о сыне, пропавшем без вести в боях под Москвой. И пережив всё это, она сумела не только сохранить в себе чувство праздника, ту самую спокойную и светлую радость, о которой пишет профессор Аркин, но и попытаться передать это мне, несмотря на войну, болезни и материальные невзгоды…

Умерла бабушка во сне. Это было давно – больше полувека тому назад. Я тогда училась в восьмом классе. А бабушке было всего 58 лет…

На её могиле много лет росла рябина, которую посадили мама и папа. Она долго тянулась к солнцу, пока наконец не обогнала соседние мрачные деревья и не подняла над ними свои белые цветы – такие же красивые, как моя бабушка в свадебном платье на старой фотографии, висящей у меня на стене. А в этом году мы вдруг увидели, что рябины нет… Её спилили новые соседи, возводившие на своей могиле многотонный памятник. Наверное, им помешали корни. И ограда (которой так не хотела бабушка) их не остановила…

Л.В.Серова (внучка)

Серова (Богданова) Любовь Владимировна, р. в Москве 18.06.1937. Окончила Биолого-почвенный факультет МГУ им. Ломоносова. Доктор биологических наук, действительный член Международной академии астронавтики, лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники за серию экспериментов с животными на биоспутниках "Космос". Наряду с основной работой более 40 лет занимается популяризацией научных знаний: публиковалась в журналах "Знание-сила", "Наука и жизнь", "Природа"; несколько лет читала лекции в Политехническом музее (циклы "Наши приспособительные возможности" и "Мы и наше поведение"). В последние годы регулярно проводит вечера русской классической поэзии в Библиотеке-фонде "Русское зарубежье", печатается на сайте Современная литература http://lit.lib.ru/s/serowa_l_w/about....

и сайте И.М.Яковлевой "Капризы памяти" http://sundry.wmsite.ru/mojagenealogi...